Дождь
Дождь. Моросящий дождь. Маленькие, едва уловимые капельки летят одна за другой, а вместе они словно ласкают землю, устилают ее влагой. Но свет, нисходящий с верхушки столба, ковровой дорожкой ложился на асфальт, жёлтой полоской крася дорогу. И на отображавшихся лужах капельки выглядели тщетно и безобидно. Откуда же такая природная прыть? Стремиться к земле, чтобы вернуться на небо, побыть там наверху хоть секунду и снова пасть. Мелкие ничтожные капли связали небо с землёй. Освещая ночную тьму лучами фонарей, превращая воздух в водяной туман, лужами будто ладонью касаться земли. Души умерших словно зовут живых, касаясь их неловко, украдкой, за плечо, за ножку, за голову, но запросов так много, что невольно след остаётся на всём теле. Это были не крики о помощи, раздающиеся громом на земле, не ливень рыдания матери по погибшему сыну, и даже не дождь обыкновенных сожалений и тревог. Именно дождь касания, дождь откровения. Неожиданно большая капля стукнула по носу. Отец? Кто знает...
Метро оказалось позади, люди, статуями стоящие перед выходом, продолжали каменно ожидать солнца над головой. Овощные лавки закрылись, тандыр не работает, стройка на новой земле не идёт. Гул шоссе и шорох капель.
Свернул за угол. Справа - тьма, прячущая силуэты прежних вождей, слева - дорога, наполненная электрическим блеском, матовым сиянием фонаря. Близлежащий лес доносит птичьи песни. Вопросительные интонации сменяются утвердительными восклицаниями пташек-певунов. Каждый из них пытается донести немного своего, неподдельного, не зная, но понимая, что его песня навсегда останется достоянием лишь этого леса. И их песня скоро закончится. Дома, нёсшие утром радость созерцания розовых, желтых, светло-зелёных красок, теперь же служили лишь приютом теней. Поворот налево и вот аллея, ведущая к пруду. Лягушачий оркестр разыгрался не на шутку, но это был плохой оркестр, имевший самого харизматичного дирижёра - Матушку-природу, признающую только хаос разрушения и красоту зарождения. На удивление громко шумело болотное царство, к которому примешалась трель кузнечиков - разве они ещё бодрствуют? - наверное нет. Вроде не должны играть на своих маленьких скрипочках, сейчас, в дождь, но здесь, в болоте, их трель точно подвиг храбрости маленького существа против мира, который уготовил тебе быструю смерть. Поэтому загаженный, затхлый, гниющий пруд был пристанищем для всех униженных и оскорбленных.
Утихли и эти звуки, лишь беспрерывное "кап-кап" возвращало к реальности. А где, кстати, люди? Ни души, только мокрые кроссовки по асфальту и виляющий взгляд из-под кепки. Пол оборота влево, затем- вправо, все равно никого. Ни вдали, ни вблизи. Вроде полночь еще не наступила, двенадцать только стоит на пороге, дожидается, пока одиннадцать заканчивает свой временной ход. Ни криков пьяных голов, ни шумных разговоров молодёжи, ни шепота парочек, возвращающихся в пятничный вечер. Правда это или нет?
Главная улица на пути домой. Тёмными гигантами, хранящими некую запретную тайну, взгромоздились молчаливые 14-этажки. Дождь придал налёт бледности, мрачности. У земли же рядком стояли деревья, провожая мимо идущих. Но и они были неподвижны, даже не колыхаясь. Листья смиренно принимали каплю за каплей. Деревья походили на группу друзей умершего человека, тех, что страдают, но не плачут. Ни за что. И капли дождя одеялом обволокли ствол за стволом, давая в полную силу жить, затаив дыхание. Но тем не менее, чем больше они продолжали стоять, тем сильнее казалось, что всякая жизнь покинула этих зелёных постовых главной улицы по дороге к дому.
Машина проехала. Колеса скользнули по дороге, фары промелькнули, и исчез аппарат. Только такое название подходило сейчас для автомобиля. Не было уверенности, что её вообще кто-то ведёт. Она стала творением человека, обособившимся от хозяина, в конкретной ситуации. Звук удвоился, и пропал в дождевых помехах.
Двое прошли мимо. Не говоря меж собой, не видя перед собой. Не два человека, а двое людей. Люди скрылись, и звука даже не появилось. Никто бы не сказал, что видел их тогда, но никто и не отрицает, что они были.
100 метров дальше. Вывески одна за одной сменяют друг друга, Цветы, Аптека, Стоматология, Продукты, Салон Красоты и опять. То, что раньше раздражало, теперь не задевало, не трогало. "Зачем две аптеки в одном доме?" Теперь вопросов не возникало. Красный свет вывески, белый подавляющий, зелёный редкий.
Ноги по-прежнему вступали не по асфальту, а по шёлковому ковру, ни единого всплеска не послышалось. Прыгать от одного сухого места к другому не приходилось. И все вперёд шаг за шагом, беззвучным шагом. Дождь уже заменил звук молчания, звук глухого напряжения. По ту сторону окон, где лампочки работали исправно, все сохраняло нейтралитет движений. От гула шоссе не осталось ни следа. Пришлось погрузиться в вакуум дождевых капель и не оборачиваясь продвигаться неторопливой лодкой сквозь озеро мрака и мертвого света.
Голоса, звуки людей, какая-то промелькнувшая тень жизни. Где же они? И нет уже бледных отзвуков голосов, пропали в глубине улицы, исчезли. А были они вообще?
Двор проходит мимо. Клены - как же до этого было незаметно? - стоят величественно, кроной прикрывая землю от могущества неба. Много огней. Они светят как на допросе. Между двух домов стоит группка мальчиков-армян. Шумно болтают, смеются, но все у них одинаково крикливое, наивное и однотонное. И здесь нет человека, только людская масса. Каждый из них лишь копия уже живших и когда-то умерших людей. Лишь маски. Дальше.
Подъезд, консьержа нет, и не должно быть. Пустота на первом этаже. Длинный коридор. Беззвучный. Но вот прокалывает тишину звук приехавшего лифта. Последний этаж. Дверь, ведущая на балкон, ходит сама собой, скрипит. И даже с балкона не оставляет чувство отчужденности, невозможности. Повсюду звуки человечества, а где само человечество? Откуда мне знать не выдумка ли это? Реально ли все это? Вся замерло. Как после этого двигаться? И все-таки, все на автомате. Лишь шестерёнка большого механизма.